Одним словом, складывается впечатление, что господа трофейщики, на заре своей трофейной юности, посидели на досуге, определили, что жемчуг у них мелок, да и решили, что свои кровные, нажитые непосильным трудом, можно попробовать потратить с неким экстримом, поскольку бабы и вино опротивели, а всякие « ломбарджини» порядком поднадоели. Но экстрим этот должен быть максимально комфортным, а трофеи должны быть на зависть конкурентам. Что про это думает заурядный охотник?
Да ничего: спит он у костра, и редко у кого увидишь пыльную чучелку на шкафу, сделанную своими руками, или рога, обвешанные ушанками, на стене прихожей. Совершенно не таков трофейный охотник – это статусный человек. Пребывая «в поле», он должен жить в номере «люкс», в окружении многочисленной прислуги и первоклассного повара. Его трофейный кабинет вопиёт о Рокфеллеровском капитале, позволяющем вывозить ему слонов на самолёте из Зимбабве и лосей на вертолёте с Чукотки. Хотя, разумная жадность – приветствуется: в целях экономии на транспорте, тушу принято скармливать местным «пигмеям», а по воздуху летит только трофей в виде шкуры или рогов. Это лишний раз подчеркнёт его достаток: денег у него так много, что мясом можно пожертвовать благотворительно, а не крутить из него колбасу для домочадцев.
 |
Я не то, чтобы против трофейной охоты как таковой: хотят люди тратить свои кровные так или иначе – Бог в помощь. Я не против комфорта – давно уже не сплю на охоте на голой земле и не буду против, если картошку для утиной похлёбки почистит кто-то другой. Я даже не стану бурчать, что совсем не обязательно называть баффоло принятым в русском языке словом «буйвол», а «рыбных попугайчиков» желательно называть «неразлучники Фишера», а уж если испытываешь неодолимое желание дословно перевести латинское название вида, тогда правильнее было бы звать их «рыбачьи попугайчики».
И заурядные охотники порой не знают правильного названия дичи, которая попала им на ружьё, а трофейщикам, за цену, которую они платят, всех вообще можно называть хоть слонопотамами. Я против уравнивания тех и этих. Наши чиновники, как малые дети, — они не разумеют разницы между дремучей любительщиной и статусной самоподачей. Начальник Владимирской госохотинспекции О.В. Анфимов, наболтавший пространное интервью аж на два номера газеты «РОГ» в 2011 году (№№ 31-32), так и считает, что охотник просто обязан получать услуги от всех, кто бы только не предложил, даже если ты замшелый пенсионер, и, кроме как мохом, тебе заплатить нечем. В результате сезон 2011 года у большинства охотников Владимирской области пропал: не дали им охотится, а кого-то заставили браконьерить. Чёрт с ним, с этим начальником, – надеюсь, что дадут ему по рукам, — я хочу сказать вам другое: если не будет доступной охоты для всех, то где трофейщики будут брать себе гидов, способных привести их к зверю?
 |
Я начал свою охотничью карьеру раньше, чем у меня появилась устойчивая память: к тому моменту, который я отчётливо помню, меня уже окружали банки с лягушками и жуками, дохлыми мышами в захлопнувшихся мышеловках, и вижу я себя рядом с кадушкой для сбора дождевой воды с наловленными мною пескарями. Если бы меня в каждый поход за головастиками сопровождала дорогостоящая свита с поваром во главе, думаете, позволили бы мои родители их ловить? А так, вернувшись из армии, я в двадцать лет смог стать полноправным кандидатом в члены охотничьего общества, заручившись двумя рекомендациями от имеющих не менее двух лет стажа членов этого коллектива. Ещё через год я стал полноправным охотником, хотя ружьё – одностволка шестнадцатого калибра из города Ижевска – было у меня лет с одиннадцати. Я с младых ногтей был нацелен на приобретение охотничьих навыков, и, поверьте, они у меня есть. Мне даже довелось немного побыть в роли профессионального охотника-проводника.
Лет пять назад судьба свела меня с двумя преуспевающими людьми из города Казани, в котором я в то время проживал. Было им по сорок лет, и были они друзья с детства. Один был преуспевающий чиновник, другой – преуспевающий бизнесмен. Дружили они с неким спортивным азартом – ни один не желал отставать от другого в благополучии и процветании. Одному, вероятно, приходилось брать мзду на службе, а второму выгребать всю прибыль из бизнеса, чтобы соответствовать искренней дружбе. Машины у них были примерно одинаковыми, такими же были квартиры, и даже отдыхать они ездили в одни и те же места заграницей. Жемчуг у них оказался действительно мелковат для совсем уж светской жизни, и на сорок первом году жизни решили они стать охотниками.
 |
А как ещё укрепить растущую с годами взаимную симпатию и дружбу, если ни один не может переплюнуть другого? Должность одного и выжимаемый досуха бизнес другого, не позволяли им рассчитывать на африканское сафари, но в охотники их, тем не менее, взяли. Купили они себе по двадцать седьмому ИЖу, модели «магнум», разумеется. Приобрели и соответствующие патроны. Осталось дело за малым – на охоту надо ехать. Где-то они проболтались всю осень, и даже пару раз видели в небе утку, но по бутылкам пострелять догадались в первый же выезд. И тут худенький и невысокий чиновник впервые понял, что поддерживать паритет с магнумом у плеча ему гораздо труднее, чем здоровому, как шкаф, бизнесмену. Но марку-то надо держать.
Я познакомился с ними через друзей — художников, к которым они обратились для написания семейных портретов. Во время позирования кто-то из них пожаловался на никудышную охоту. Художник поинтересовался: куда ездите? Узнав про место, он выразил крайнюю степень изумления, поскольку его знакомый охотник, — я, тобишь, — ездил эту осень туда же и закормил казанский бомонд утками самого разного приготовления. Так мы и познакомились. Друзья тут же стали требовать организации охоты на лося. Я пытался им объяснить, что из всех наших копытных самым вкусным мясом обладает кабан, да и лицензия на него дешевле лосиной, а охота интересней, но ребята оказались правоверными, и свинину им не позволяла есть идейная обоснованность веры. Выбор сделался совсем не богатым, и мы поехали в Кировскую область к моему знакомому егерю, который, кстати, был родственником того художника, который меня и познакомил с друзьями детства.
 |
Рашид, – тот самый егерь, – сидя за накрытым столом, сказал, что лицензии на лося у его начальства закончились, но кажется ещё можно приобрести лицензию на кабана, возможно, даже две. По скривившимся физиономиям единоверцев, Рашид сразу всё понял, пожевал задумчиво сало, хлопнул ещё стопочку водки, и всё решил, самым замечательным образом: назавтра к нему должна приехать бригада, у которой «горит» лицензия на лося. Вот их-то он и заставит взять нас с собой, а иначе они не дождутся от него никакой помощи в деле отыскания и загона лося на номера. Меня эта перспектива не обрадовала, однако, два других участника нашей компании, радостно переглянувшись, со словами: «За удачную охоту!», навалились на водку, проигнорировав, к нашему с Рашидом удовольствию, сало в качестве закуски.
Утром, затемно, обещанная Рашидом бригада подъехала. Рашид вышел к ним, переговорил, и велел нам быстренько собираться. В сенях я ещё раз напомнил друзьям правила загонной охоты и стрельбы на номерах, поскольку в машинах сделать этого уже было нельзя, так как мы расселись в разные экипажи. В Казани снега было мало, а в Кировской области его навалило до середины бедра. Снег валил и в эту ночь, прекратившись только к моменту нашего приезда на место загона. Пороша была «мёртвая». От дороги до линии номеров пришлось пробиваться по сугробам километра полтора. Я, как представил себе вынос мяса к дороге по этим снегам, заметно поскучнел, о чём и сообщил казанским друзьям. Не обременённые опытом приятели отнеслись к моему брюзжанию вполне легкомысленно.
Особенно порадовал тщедушный чиновник: «Только бы стрельнуть, а уж я самую большую ляжку потащу! Слово даю!» Я попытался представить себе лося с разнокалиберными ляжками, но веселее не стало. Единственный из всего коллектива мужик с карабином, на своё несчастье надел на себя ещё и белый костюм: ему пришлось по пояс в снегу пробиваться ещё дальше в поле, на случай прорыва зверя из леса в соседний отъём. Меня, как единственного обладателя полуавтомата, поставили на самый «танкоопасный» участок. Все остальные – счастливые обладатели двустволок – заняли свои места в цепи произвольно. Рашида предварительно закинули на машине в начало загона. И он не подвёл: сунувшись с дороги в сугроб, Рашид подождал, пока машина уедет обратно, вышел на дорогу и пошёл ей вслед. Пройдя с полкилометра, он только тогда и полез в чащу. В результате лоси оказались сзади оклада, и когда Рашид начал загон, они тронулись в другую сторону от номеров.
 |
Если вы думаете, что Рашид поленился лезть по сугробам и совершил ошибку, то вы мало смыслите в охоте. Я знал всех в этой бригаде, кроме товарища с карабином. Могу вас заверить, что взаимоотношения Рашида и обладателей лицензии были достаточно натянуты ещё с Советских времён: «дружелюбие» они затаили друг на друга уже лет как двадцать. Один, ещё в 1985, написал на него какую-то кляузу, другой пытался приударить за его супругой, третий… Словом, у всех, включая Рашида, рыло было в пуху. Когда мы, с глазу на глаз, перетёрли с ним эту ситуацию, и я высказался вполне определённо, в том смысле, что Рашид наказал бы их сильнее, если бы дал шанс закрыть лицензию и тащить мясо по сугробам к машинам, он не полез за словом в карман: «Ты в зеркало-то давно ли смотрелся? Перепил вчера всех мусульман, сала сожрал за троих, ты бы и самую здоровую ляжку схватил, а эти чистоплюи по-лёгкой за тобой потрусили. Дурак дураком! Не столько им насолить, сколько тебя жалко стало».
Рашид из того загона вышел прямо на мой номер. Сверху он был мокрым от нападавшей с деревьев кухты, снизу – от глубоченных сугробов. Пар от него валил, как от паровоза, и дышал он как лошадь заболевшая сапом. Когда с номеров к нам подтянулась вся команда, Рашид объявил, что он на сегодня охоту закончил: хотите – продолжайте без него, хотите – поехали по домам. Хоть лимон никто и не пожевал, но именно с таким выражением лиц все согласились со вторым предложением. Нашу компанию высадили у дома Рашида, а лицензионщики поехали восвояси. Завтра с утра они обещали вернуться, но моим двум друзьям на следующий день уже после обеда надо было быть в Казани по каким-то делам, и первую половину дня займёт обратная дорога.
 |
Светлого времени до окончания этого дня оставалось ещё более четырёх часов. Мы зашли в дом, попили чайку, Рашид брякнулся на диван и с богатырским храпом взялся смотреть телевизор. Антагонисты кабаньей охоты места себе не находили от этого храпа и орущего «ящика». Мне стало их жалко, и я предложил: «Если хотите, то можно зайчишку добыть: путёвки-то на охоту нам Рашид выписал. Можно без него сходить. Тем более, что как профессиональный егерь, он свысока смотрит на всё, что мельче медведя, лося и кабана». Друзья недоверчиво переглянулись, поскольку уже считали охоту либо стоянием на номерах в большой компании соратников по оружию, либо разухабистым застольем в сауне с бабами и стрельбой по бутылкам. Первые уже уехали, а саун и легкомысленных девчонок на сотню километров вокруг они не заметили. Ту охоту, что они сами себе организовали по осени, с бестолковым стоянием на берегу, они уже за охоту не считали, и явно думали, что я им предлагаю нечто подобное. Я поспешил их успокоить, сказав, что дело плёвое, что по сугробам долго лазить не придётся, что почти напротив Рашидовской избы через дорогу живёт заяц, и идти к нему надо метров сто. Они мне не поверили, но Рашидовский способ просмотра Первого телеканала минут через пять выгнал их из дому. Я курил на крыльце, когда они вышли.
— Всё-таки, решили за зайцем сходить? – я бросил окурок в ведро. – А чего вы без ружей?
Друзья тоскливо переглянулись и пошли обратно в дом. Через минуту они вышли, копаясь в патронташах и выбирая нужные патроны. Я вспомнил про этику профессионального охотника, который обязан страховать клиента во время охоты, и быстренько заскочил в дом за своим ружьём, сунув в карман пару патронов с пятёркой. Мы перешли дорогу, пролезли по сугробам метров шестьдесят, расчехлили ружья и зарядились. Друзья по-прежнему были скептически настроены, но я велел им разойтись и двигаться цепью в направлении двух больших берёз, стоящих особняком перед небольшим чернолесным колком перед полем. Едва мы поравнялись с берёзами, как из-под ног бизнесмена, бывшего крайним на левом фланге, выскочил из сугроба заяц и бросился вдоль нашей цепи.
— Заяц! Стреляй! – заорал бизнесмен, впервые в жизни увидевший зайца не на картинке, забыв, что у него самого в руках ружьё.
Чиновник вскинул свой магнум на зайца, скачущего в трёх метрах от него, и ахнул из обоих стволов. Магнум не подкачал, посадив стрелка на пятую точку, а зайка был уже возле меня. Я отпустил его метров на двадцать и стукнул, когда он был в прыжке. Заяц приземлился уже готовым к первичной обработке, оставив в сугробе только небольшую вмятину, пролетев под рыхлым снегом ещё больше метра. Всё произошло в считанные секунды, и бизнесмен не мог понять, куда делся заяц, а чиновник вообще ничего не рассмотрел, барахтаясь в сугробе.
 |
— Ушёл? – разочарованно спросил бизнесмен.
— Готов! – сказал я. – Сейчас достанем из снега.
Я подождал, пока они подошли ко мне, и повёл их к зайцу. Пройдя чуть дальше лунки в рыхлом снегу, сунул руку в сугроб, нащупал добычу и вынул беляка на свет божий. Сцедил мочу из мочевого пузыря, надавив на низ живота, и передал зайца друзьям. Они крутили его так и эдак, не переставая удивляться тому, что я не соврал, и всё вышло по-моему.
— Как ты догадался, что заяц тут? – спросил чиновник, потирая припухшую скулу. – Никаких следов нигде нет. Прямо из сугроба выскочил, как из рукава факира!
Перво-наперво: я посоветовал ему не жать сразу на два курка, даже если сильно хочется. Во-вторых: объяснил, что из магнума можно стрелять и обычными зарядами, если только весёлое барахтанье в сугробах не самоцель. В-третьих: заяц живёт тут давно, и моя легавая всю осень по нему вставала. Только из-под собаки я его добывать не хотел, поскольку моя собака для птицы, а не для зверя.
Дельный охотник, даже в незнакомых лесах, за пару недель составит себе представление о том, где какую дичь искать в радиусе двадцати километров. Это только на взгляд дилетанта лес представляется бессмысленным собранием ёлок и берёз. На самом деле он разбит на стации, в которых и обитают те или иные представители фауны, совершая в течение года миграции между этими стациями, в зависимости от кормов и защитных свойств обитаемых участков. Настоящий трофейный охотник этим опытом не обладает, вот и ведут его, как бычка на верёвке, к очередному бифштексу для аборигенов и большим рогам для господина трофейщика. Всё, что с ним происходит, трофейный охотник иначе, чем чудом не назовёт: за свою нелёгкую длинную жизнь он, несомненно, бывал пару-тройку раз в лесу на шашлыках.
Что он там видел? В лучшем случае, слышал каких-то птичек, если не перепутал их с лягушками на пруду. Лес ему представляется гигантским пустынным парком с парой синичек на сосне. И он не охотится, а приобретает услуги и коллекционирует товар в виде трофеев: а как ещё он может доказать домочадцам, которые тоже были с ним на шашлыках в лесу, что в этой пустыне живут, оказывается, какие-то звери, и деньги он не профукал? Разве не лучшим образом он сможет поразить потенциального компаньона или конкурента, чем трофейным кабинетом – показателем сверхдостатка и преуспевания? Разве не этот кабинет подчеркнёт его статус и принадлежность к элите бизнессообщества и властьпридержащих? А зачем всё это заурядным охотникам, вовсе не озабоченным никакими статусами? Зачем это людям, которые искренне любят охоту и понимают в ней толк? Зачем им складировать рога и копыта, если дельного охотника и без того знает вся округа? Зайдите к нему в гости, и он всегда угостит вас копчёной уткой, тушёным вальдшнепом или жареным рябчиком. Трофеи его всегда лежат в холодильнике, в ожидании вашего прихода.
 |
А теперь давайте рассмотрим трофейную охоту как феномен нашей жизни и попытаемся осмыслить его и проанализировать. Трофейная охота в наши дни – это продукт рыночных взаимоотношений. (Мы не будем в данном анализе рассматривать трофейную охоту в свете феодальных отношений, хоть корни её лежат именно там.) С охотой, как таковой, этот феномен соотносится так же, как домашние посиделки с ресторанным бизнесом. Там и там люди сидят за столом, выпивают и закусывают, звучит одинаковая музыка, но, сами понимаете, разница огромна, и она носит качественный и принципиальный характер. Если успех домашнего застолья сильно зависит от мастерства хозяйки в приготовлении пирогов и разносолов, то посиделки в кабаке зависят только от толщины бумажника её мужа, а умеет ли его жена готовить или она безрукая Венера Мелосская никому не интересно. Словом, если Вы дельный охотник, так идите и охотьтесь в своё удовольствие.
Если Вы охотник бездельный, то платите, и опытные парни приведут Вас к бегемоту или выгонят лося на ружьё. Кичиться перед знающими толк в охоте людьми трофеями — это кичиться мошной и расписываться в охотничьей профнепригодности, поскольку ни труда, ни опыта от Вас не требуется: зверя за Вас выследят, шкуру за Вас снимут, а мясо съедят. Потом опытные таксидермисты создадут Вам полноценный трофей для Вашего кабинета. Вам надо только совсем уж не осрамиться перед профессиональным охотником, сотворив вместо трофея подранка. Однако, и тут есть выход: как карточные шулеры придумали для своих жертв святость карточного долга, так и трофейщики изобрели кодекс чести для профессионального охотника – именно он будет рисковать жизнью, добирая раненного льва или буйвола, а трофейщик будет бестолково топтаться сзади. Конечно, если Вы Хемингуэй или король Эдуард, то человечество много потеряет, лишившись Вашей персоны.
Но, всё-таки, выглядит всё это как-то, мягко говоря, не по-мужски. Впрочем, рыночные отношения такие категории не приемлют: смерть профессионального охотника – неизбежные издержки бизнеса. Словом, бить на ринге будут Мохаммеда Али, а его чемпионский пояс будет висеть в Вашей трофейной комнате. Мне это представляется профанацией охоты. Это голый бизнес и ничего более. То, что это профанация, до какой-то степени понимают и сами трофейщики: один известный охотник, в своём интервью для канала «Охота и рыбалка», с известной долей сарказма рассказывает о том, как его в Новой Зеландии два часа водили вокруг пригорка, на котором жил предназначенный для него олень.
 |
И, тем не менее, он двумя руками за трофейную охоту, о чём авторитетно заявляет в том же интервью. Ох, братцы, не спешите его поддерживать. В нашей оригинальной стране, где ВВП стремительно растёт как антитеза нищему населению и давно развалившемуся производству, есть только белое и чёрное. Серых тонов нет, и никогда не было. Нам во Владимирской области гайки уже закрутили. Из нас уже сделали потребителей услуг охотничьего бизнеса, и мы уже год как не можем накопить на пьянку со срамными бабами в сауне. Других услуг тут у нас нет, а слонов с трофейными бивнями ещё не подвезли.
P.S. Все персонажи в этом повествовании вымышленные. Любые совпадения с реальными особями – случайны. Не случайна только сама тенденция, вовлечь в которую нас даже не пытались, а сунули сразу, как головой в унитаз. А дело это грязное, как большой спорт: один знакомый аутфитер с Дальнего Востока пожаловался мне, что его малобюджетный клиент имел неосторожность добыть рекордный трофей лося. Клиент, ради такого случая, влез в долги по самые уши, чтобы этот трофей закрепить за собой. Однако его претензии никого не обрадовали, поскольку предыдущий рекорд принадлежит человеку настолько статусному, что заурядный индивид из охотничей братии испортит своим свиным рылом весь калашный ряд.